Глебов Владимир Сергеевич

Глебов Владимир Сергеевич 

Ветеран-нефтяник, первопроходец,

 буровой мастер, Герой Социалистического труда

 Владимир Глебов добывал шаимскую нефть, разбуривал няганьские залежи, да и Кальчинское месторождение на юге Тюменской области ему не чужое. Но  особой строкой в его биографии значится Самотлор. 

- Владимир Сергеевич, что подвигло стать именно буровиком? Эта профессия даже сегодня, с учетом всех технических инноваций, - одна из самых тяжелых и опасных. 
- Признаюсь честно, я о ней никогда не мечтал. Более того, вовсе не предполагал, что после окончания школы вдруг окажусь в Тюмени и поступлю в Индустриальный институт. Жили мы за тысячи километров отсюда – в Южно-Енисейске, поселке золотодобытчиков. Отец работал главным инженером на местном прииске и, конечно, хотел, чтобы я пошел по его стопам. За рабочие годы он накопил уйму исследовательских материалов по специальности, и собирался передать их мне в наследство: хоть кандидатскую, хоть докторскую диссертацию пиши! Учился я хорошо и, наверное, без труда поступил бы в Красноярский институт цветных металлов, как настаивал батя. Но тут вмешалась судьба в лице наших тюменских родственников. Стали зазывать к себе: дескать нечего парнишке в вашем Красноярске по общагам мотаться. У нас он и под присмотром будет, и отдельную комнату ему выделим. Такие вот мелочи жизни в конечном счете определили дальнейший ход событий. 
В институте приглянулась новая по тем временам специальность «автоматика и телемеханика», но на неё я не прошел по конкурсу. Предложили идти на бурение: там был недобор. Согласился – будь, что будет! И в итоге не прогадал. Кто-то из великих сказал правильную вещь: случайность – это непознанная закономерность. Когда в институт поступал мой сын, с ним приключилась похожая история, в результате которой он, как и я, стал буровиком. Сейчас Евгений работает в Москве, в известной компании НОВАТЭК на руководящей должности. 
- Как скоро Вы поняли, что с профессией не прогадали? 
- После третьего курса на производственной практике в Шаимской конторе бурения. Мне повезло, попал в бригаду знаменитого на весь Советский Союз бурового мастера Анатолия Шакшина. Наставления Анатолия Дмитриевича запомнились на всю жизнь: «Мастер должен уметь делать все, что умеет рабочий, только лучше». Учил ладить с людьми, не бояться черной работы. Удивительный человек, самородок. Не имея даже средне-технического образования, разбирался в буровом деле лучше некоторых инженеров. 
- С чего начали? 
- С помощника бурильщика. Народ сходу «просветил» насчет моей незавидной доли: «помбур – это существо облитое раствором, завернутое в робу и выброшенное на мороз». Мороза, правда, тогда не было, а вот жара, комарье, проливные дожди донимали всерьез. 
Сразу поразила буровая, это только на картинках она выглядит легкой, ажурной, а на деле – великанша весом под 200 тонн. И аксессуары у этой громадины соответствующие. Например, элеватор, предназначенный для подъема буровых труб, тянул килограммов на сто с лишним, а упражняться с ним приходилось как раз помбуру, то есть мне. Подтягивал тяжеленные тали, откидывал лопатой шлам. Каждый день ждали новые заботы, новые премудрости, ведь мелочей в бурении не бывает: как правильно изготовить стропы, сплести пеньковый канат, насадить на черенок кувалду – важно все. 
- Что помогало преодолевать трудности? 
- В первую очередь поддержка моих наставников. Но нельзя списать со счетов и то, что я с детства был приучен к тяжелому деревенскому труду. К тому же вырос не «на югах», а в такой же таежной глуши. 
- После защиты диплома Вы, наверное, устремились в Урай, на уже знакомое Шаимское месторождение? 
- Как назло там не осталось свободных вакансий, меня распределили в Сургут. И тут я не стал дожидаться, пока судьба решит что-то за меня. Набрался смелости и позвонил напрямую начальнику Шаимской конторы бурения Авзалетдину Гизатуловичу Исянгулову. Он коротко ответил: «Приезжай, мы тебя помним». 
Уже через год мне дали квартиру, я привез из Тюмени жену с маленькой дочкой. Начали потихоньку обустраиваться. И вот тут на горизонте неожиданно возник Самотлор… Туда должны были перебазироваться многие работники конторы. Это был уже 1971 год, топливно-энергетическому комплексу страны требовалась новая подпитка, тем паче, что «геологическое открытие века» простаивало без дела уже несколько лет. 
- Как встретила нижневартовская земля? 
- Ненастьем и унылыми пейзажами. Никогда не забуду как мы изрядно измотанные четырехчасовой болтанкой в вертолете брели по непролазной грязи… Аэровокзал на поверку оказался тесной одноэтажной деревяшкой, поселок - хаотичным скоплением неказистых балков и вагончиков. 
- А Самотлор впечатлил? 
- Впечатлил, но оптимизма не добавил. К тому же, красивое название в переводе с хантыйского означало «мертвое озеро». Но это лирика, а если с профессиональной точки зрения – мы сразу поняли, что ждут нас здесь большие трудности.  Само озеро огромное, а глубина почти везде 1,5-2 метра, вокруг него сплошные болота, а это означало, что каждый раз к месту забурки придется строить лежневые дороги, возить тонны песка для отсыпки. Мало кто знает, что поначалу Самотлор предполагалось и вовсе осушить, хорошо хоть потом одумались. 
- Известно, что ученые специально для Самотлора разработали кустовой метод бурения… 
- На Шаиме подобных схем не применялось, многому пришлось учиться. Например, чтобы осваивать залежи, находящиеся непосредственно под дном озера, с одной площадки надо было бурить до десяти наклонно-направленных скважин. Метод требовал хирургической точности. Любой промах мог нарушить сетку разработки месторождения. Забегая вперед скажу, потом нас сильно выручило изобретение инженера Лукьянова – прибор для контроля параметров бурения. С его помощью и при содействии геофизиков удавалось разглядеть причину загвоздки сквозь толщу земли. 
- Какой участок работы на новом месте доверили непосредственно вам? 
- Меня определили в районную инженерно-техническую службу (РИТС), но что конкретно по инструкции входило в мои обязанности, никто толком не знал. Я постоянно был на подхвате, крутился, как белка в колесе. Надо было кого-то подменить - подменял, помочь в запуске инструмента – мчался туда. Колодец срочно понадобился – быстро собрал бригаду и вперед: без воды на буровой нельзя. В той самой вахтовке, в которой добирался на куст, и ночевал, и питался, и доставлял продукты. 
- Мальчиком на побегушках себя не ощущали? 
- Заморачиваться по этому поводу было некогда. И потом, в эту пору мне не раз приходилось замещать на буровой таких асов, как герои соцтруда Шакшин, Петров, Ягофаров. Меня, вчерашнего студента, такое доверие просто окрыляло. 
- Может это была специальная «обкатка» перед тем, как доверить вам комсомольско-молодежную бригаду, с которой вы потом прославитесь на всю страну? 
- Резонно. Только никакой такой бригады в готовом виде еще не существовало. В управлении буровых работ №1 уже во всю гремел рекордами комсомольско-молодежный коллектив Виктора Китаева, а ребятам из нашего УБР -2, которое возглавлял уже знакомый по Шаиму Исянгулов, оставалось только завидовать своим товарищам. Меня избрали комсоргом управления, и я решил открыто поговорить насчет бригады с начальником УБР. Неожиданно тот дал «добро», но главным сюрпризом стало даже не это, оказывается партком предприятия уже решил назначить бригадиром меня. Стал набирать ребят. К некоторым присматривался уже давно, они и составили костяк бригады, потом к нам подтянулись другие. Был азарт, желание показать старшему поколению, что и мы, молодые, на что-то способны, только вот опыта явно не хватало. 
- Знаменитую скважину «Дружба» приехали бурить на Самотлор посланцы всех республик Советского Союза. 
- Идея пробурить такую скважину возникла в связи с 50-летием образования СССР. И у нас был свой резон поучаствовать в знаменательном событии. Хотелось получить мастер-класс от лучших молодых буровиков страны. Задумка сработала. И поучились, и прославились заодно: нас вместе со всеми тогда по телевизору показали. 
- Наверное, это вдохновило на новые победы? 
- Вдохновило, но не изменило ситуацию в корне, та юбилейная скважина была обычной вертикальной, одиночной. А дальше нам предстояло самостоятельно бурить те самые «ювелирные» наклонно-направленные. Исянгулов, понимая наши проблемы, закрепил за бригадой старшим технологом опытнейшего буровика Сергея Павловича Афанасьева. Мы старались и его уроки усваивать, и новшества вносить – то с раствором экспериментировали, то пытались работать двумя станками, чтобы сократить простои. Куда деваться? Мы ведь уже вызвали на соревнования бригаду Китаева, и наши старшие товарищи верили, что «молодняк» не подведет. Помогали нам, как могли. Например, чтобы после крупной аварии бригада смогла быстрее восстановить былые темпы – опять протянул руку Шакшин. Его вахты, отработав смену у себя, спешили к нам. 
- Как-то вы вскользь про аварию… 
- Она была не первой и не последней, от нештатных ситуаций на буровой застраховаться невозможно. Редко кто задумывается, что земля, её недра, - тоже стихия. Как воздух, вода и огонь. И когда её покой грубо тревожат, бывает что все стихии разом объединяются против людей. К чести моей команды, скажу, из каждой аварии мы выходили достойно, без человеческих потерь. 
- Соперничество «глебовцев» и «китаевцев» случаем не привело к взаимной вражде? 
- Какая может быть вражда? Мы ведь делали общее дело, трудились на благо державы. А соревнование стало мощным стимулом к более высоким производственным результатам. Если до этого мы отважились включить в свои обязательства на 1973 год 40 тысяч метров проходки, то потом, пытаясь угнаться за бригадой соперников, повысили планку аж до 60 тысяч. Это был подарок приближающемуся XVII съезду Комсомола. В качестве его делегатов мы потом прибыли в Москву вдвоем с Виктором Китаевым, вместе поселились в гостинице «Россия», где наконец-то нашли время, чтобы как следует пообщаться. По-дружески, разумеется. 
В 1974 году наш коллектив замахнулся аж на 80 тысяч метров проходки, больше нас среди всех комсомольско-молодежных бригад страны решились пробурить только ребята Китаева. 
- Вы сделали серьезную комсомольскую карьеру. Это не мешало основной работе? 
- Сначала меня избрали членом ЦК ВЛКСМ, потом ввели в бюро ЦК. Почетно, конечно. Но через некоторое время общественные дела и поездки стали отнимать слишком много времени. Не выдержал, обратился к первому секретарю ЦК Борису Пастухову с просьбой, чтоб меня на заседания бюро вызывали только в том случае, если обсуждались какие-то сверхважные для комсомола вопросы, или же когда речь шла о производственных проблемах. Еще меня избрали депутатом Нижневартовского райсовета, включили в состав бюро Тюменского обкома ВЛКСМ. Как «почетному члену многих академий» мне приходилось встречать множество делегаций. Космонавты, знаменитые артисты, хоккеисты и т.д. Приходилось жертвовать свободным временем, интересами семьи, где росло уже двое детей. Но запускать дела на работе было для меня неприемлемо. Однажды, не успел прилететь из Москвы, а уже надо мчаться на пленум в Тюмень. Пошел на хитрость: позвонил и сказав, что на больничном, отправился «болеть» на буровую. 
- Вы 10 лет ходили в мастерах. Что мешало расти по служебной лестнице? 
- Комсомол не отпускал. В нефтяном «табеле о рангах» эта должность рабочая, а в составе бюро нужен был именно представитель «пролетариата». «Освободили» наконец только после XIXсъезда ВЛКСМ в 1982 году и я сразу занял кресло главного инженера УБР. В УБР работало уже 8 бригад, бурили более полумиллиона метров в год. Причем канула в лету прежняя система оплаты труда. Раньше деньги платили за пройденные метры, теперь за готовые к эксплуатации скважины. Согласитесь это более разумно. Еще в пору моего бригадирства мы вместе с товарищами так рассудили, и к нам прислушались. 
- Из «молодого Глебова» вы стремительно превратились в зрелого, стали опытным руководителем. Что за этим последовало? 
- Через три года меня перевели в Главтюменнефтегаз, назначили начальником управления по бурению. Через два года направили в столицу на учебу в Академию народного хозяйства, потом была Нягань и должность заместителя гендиректора в «Красноленинскнефтегаза». В 1995 году позвали в только что созданную Тюменскую нефтяную компанию, опять же в «главные буровики» её дочернего предприятия. Шестнадцать лет моей жизни связаны с добычей нефти на юге Тюменской области. 
- После Самотлора Уват, наверное, показался курортом? 
- Не совсем. Романтики – иными словами, бытовой неустроенности и бесконечных сюрпризов от сибирского климата и здесь хватало. Плюс отсутствие инфраструктуры, сложные в технологическом аспекте месторождения… А в 2002 году, когда запустили Кальчинское, буровые работы и вовсе пришлось свернуть, потому что при существующей системе налогообложения, разработка Уватских залежей могла оказаться неэффективной. Столько было вложено сил, денег и вдруг – полный ступор. 
- Об этом мало кто знает… 
- Усилия не пропали даром, достаточно быстро трудности удалось преодолеть. Что же до меня, я здесь оказался, как говориться, в своей тарелке. Особенно радовало, что в коллективе трудилось много молодых перспективных ребят. Где-то я, как буровик-универсал учил их, где-то они делились новыми знаниями. В бурении многое изменилось, возникли специализации по разным направлениям. Теперь одни в совершенстве знают технику приготовления буровых растворов, другие занимаются телескопическими методами исследования скважины и так далее. 
- Выйдя на пенсию по работе не заскучали? 
- Некогда, внучата, дача, встречи разные в нашем Нижневартовском землячестве, в Фонде имени Муравленко. А то «однополчане» с Севера нагрянут. 
- Значительную часть вашего фотоархива составляют комсомольские снимки. От них так и веет безоблачным оптимизмом. Неужели в брежневскую эпоху с её показушностью, вы не замечали, что вокруг так много фальши? 
- Была скорее излишняя доля пафосности. Но кто сегодня станет спорить, что всесоюзные ударные комсомольские стройки стали громадным подспорьем в развитии Западно-Сибирского нефтегазового комплекса, а потому навсегда останутся в истории? Страна создавала запас надежности для экономики завтрашнего дня. Ради этого мы готовы были мерзнуть, недосыпать, неделями пропадать в «поле». Я когда со съездов приезжал, думаете ребята надо мной подшучивали: мол, как отдыхалось в столице? Наоборот, искренне расспрашивали обо всем, потому что чувствовали свою причастность к решению важных государственных задач и тоже гордились этим. 

Из проекта "Я - нефтяник" Агентства нефтегазовой информации "Самотлор-экспресс". 

Комментарии

24.04.2015 А.Рамис.С.
1977 год. Производственная практика. 7 мес. заработал и еще 3 мес. ден. переводы за ускорение радовали маму!.. Был случай, короче, проспал на вахту. Автовокзал - Самотлор. Сообразил, добежал на РИТС... К счастью, встретил Владимира Сергеевича Глебова... Объяснился. ОН УЛЫБНУЛСЯ и дал задание: отвести и самому заделать новый КЕРМАК.... еще хочу пЕРЕДАТЬ ПРИВЕТ БУРИЛЬЩИКу ВИКТОРу ТОРОШНЯК, верховому НИКОЛАЮ, электрику-дизелисту, ПОВАРИХЕ - 1978Г. ГЛАВКТЮМЕНЬГЕОЛОГИЯ. Никто не верил, что за мной уже 40000 п.м.

Оставить комментарий:
Ваше имя
Ваш комментарий
Введите контрольные цифры